Семь лет назад произошла авиакатастрофа, которая потрясла всю Польшу.
10 апреля 2010 года в крушении под Смоленском польского правительственного самолета погибли президент Польши Лех Качиньский, его супруга Мария, а также экипаж самолета ТУ-154М и летевшие на торжества в Катынь члены делегации, среди которых были представители высшего командования и государственных властей. В общей сложности 96 человек.
Об общественном измерении события, получившего название Смоленская катастрофа мы беседуем с социологом из Варшавского университета Михалом Лучевским.
- Как переживание Смоленской катастрофы повлияло на состояние польского общества?
Михал Лучевский: «Социологи обычно обращают внимание на общественные процессы, которые длятся годами, десятилетиями, столетиями. Но, по моему мнению, Смоленская катастрофа показывает, что отдельные события, особенно трагические, не менее важны, чем длительные процессы, и способны эти процессы формировать и менять. Мне кажется, самое важное, что произошло в Польше, это утрата доверия. Именно это и произошло с польским обществом. Утрата доверия на многих уровнях, коснувшаяся институтов государства, политической сферы – что, впрочем не так уж страшно, и с чем можно справиться. Но самое болезненное – это утрата доверия между самими поляками. Одна сторона отнеслась к Смоленской катастрофе очень серьезно, упорно стремилась ее постичь, всеми возможными способами выяснить ее причины, увековечить память о ней, символами чего являются Крест на улице Краковское предместье в центре Варшавы и памятник на варшавском кладбище Повонзки. А другая сторона не совсем понимала такое упорство. Поэтому как сами способы ведения следствия, так и увековечения памяти о Смоленской катастрофе поделили поляков. Есть замечательное , на мой взгляд, определение сообщества: группа, которая плачет и смеется вместе, ибо плач и смех обращены к тому, что находится внутри нас самих, и что объединяет на глубинном уровне. И момент, когда одни не перестают плакать, а другие смеяться, говорит о глубоком разделении общества. Но в Польше оно произошло не сразу после Смоленском катастрофы, а в последующие месяцы и годы. Сейчас этот ров не такой уж глубокий и можно постараться его засыпать, восстановить доверие к государству, утрата которого выразилась в плаче одних и смехе других».
- Тем не менее, травма Смоленской катастрофы коснулась всех без исключения, и вряд ли кто-то сможет навсегда о ней забыть… Как эта трагедия сегодня функционирует в коллективной памяти поляков?
Михал Лучевский: «Несомненно, это если не самое важное событие после 1989 года, то одно из важнейших. Я изучил в Центре исследования общественного мнения (CBOS) результаты опросов о наиболее важных событиях 2010 года. Среди перечисленных есть: наводнение, выбор польского политика Януша Левандовского на пост комиссара Европейского союза, события, связанные с укреплением польской позиции на международной арене. Но сегодня мало кто о них помнит. То, что казалось тогда важным, сегодня утратило вес по сравнению со Смоленской катастрофой. Огромной горой возвышается она над песком забвения. И это главное, что объединяет поляков. Я имею в виду значимость этого события, но также память не только о самой Смоленской катастрофе, но и о консолидации общества в первые дни после трагедии, о невероятной связи друг с другом в общей боли. Эта связь имела характер почти метафизический. Вспоминаются слова польского философа Збигнева Ставровского, который назвал то время «просветом истории». Казалось, что тогда люди поймут, что единение важно не только во момент катастроф, но и вообще важно. Но увы, эта связь распалась, и сегодня от этого еще больнее… Поэтому я сказал бы, что поляки помнят и запомнят Смоленскую катастрофу как огромное событие, которое в какой-то момент нас объединило, но из которого мы не извлекли урок, чтобы создать подлинное сообщество, скрепленное взаимным доверием и уважением».
- Некоторые считают, что определенные формы проявления памяти о Смоленской катастрофе приобрели в Польше признаки чуть-ли не религиозного культа. Как Вы относитесь к такому мнению?
Михал Лучевский: «Должен сказать, что я не люблю такого представления польских споров, что, дескать, с одной стороны, имеет место рациональность, с другой – религия. На такую постановку вопроса у меня две реакции. Первая: я показал бы, что рациональность существует по обеим сторонам. И тогда стоит подумать о том, что если рациональной является попытка выяснить причины Смоленской катастрофы, то почему нерационально желание хранить память в таких формах, которые отражали бы глубину трагедии? Кстати, наше рациональное мышление не только довольно часто допускает метафизическое, но и обращается к нему. А вторая моя реакция – я бы спросил: а нет ли религии по обеим сторонам? Не является ли сторона, которая критикует так называемую «смоленскую секту» и «смоленскую религию», также религиозной сектой, только со знаком «наоборот», то есть «антисмоленской»? Но главное, что я хотел бы сказать, это то, что независимо от того, кто в какие версии верит, все мы – люди. Давайте помиримся и не будем травить друг друга с помощью порой более, а порой менее деликатных стратегий».
- Большое спасибо. О Смоленской катастрофе мы беседовали с социологом из Варшавского университета Михалом Лучевским.
Автор: Ирина Завиша